С того момента как он ушел
Я обезвожена слезами.
Я выплакала все
Опухли веки под глазам.
С того момента как он ушел
Вся память стерта,
Как будто ластиком прошлись по памяти моей.
А был ли он вообще? Убей хоть чёрта !
Нет больше нитей, связывающих его с душой моей.
Осталось фото. Лишь фото держит его здесь.
Я помню, на могиле, когда приехали они,
Он смотрел на нас с обидой,
Но папа знал - не виноваты мы.
Кладбищенская сеет печаль.
Здесь холодно, зима сурова.
Он лыжником быть не перестал,
Я, дочь, возобновлю его дела по-новой:
Я буду продолжать его дела,
Я буду им дышать, быть им;
И повернется время вспять.
Во сне придя, он встретит нас объятием своим,
Я снова буду чувствовать его, говорить с ним,
Не отпускать, дорожить, чтоб снова не терять.
Уж 40 дней прошло, пора бы отпустить...
Я не могу! Люблю тебя! И прости меня...прости...
Твоё лишь фото обнимая,
Я расскажу тебе мой день.
Последую твоим советам,
Запомнив наш последний день.
Я обезвожена слезами.
Я выплакала все
Опухли веки под глазам.
С того момента как он ушел
Вся память стерта,
Как будто ластиком прошлись по памяти моей.
А был ли он вообще? Убей хоть чёрта !
Нет больше нитей, связывающих его с душой моей.
Осталось фото. Лишь фото держит его здесь.
Я помню, на могиле, когда приехали они,
Он смотрел на нас с обидой,
Но папа знал - не виноваты мы.
Кладбищенская сеет печаль.
Здесь холодно, зима сурова.
Он лыжником быть не перестал,
Я, дочь, возобновлю его дела по-новой:
Я буду продолжать его дела,
Я буду им дышать, быть им;
И повернется время вспять.
Во сне придя, он встретит нас объятием своим,
Я снова буду чувствовать его, говорить с ним,
Не отпускать, дорожить, чтоб снова не терять.
Уж 40 дней прошло, пора бы отпустить...
Я не могу! Люблю тебя! И прости меня...прости...
Твоё лишь фото обнимая,
Я расскажу тебе мой день.
Последую твоим советам,
Запомнив наш последний день.